![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Чем дальше про семью Ивановых - всё страньше и страньше...
Более того- сразу захотелось почитать смежные мемуары, поэтому я нашла ( и использовала как источники) дневники Веры Шварсалон и дневники поэта Михаила Кузмина, друга этой семьи и дома...
Лирическое отступление. Вера пишет как типичная одухотворённая барышня той эпохи, очень много о переживаниях, длинно и восторженно. Кузмин пишет непосредственно во время событий ( дневники 1906 года) много бытового, а тридцать лет спустя - в мемуарном дневнике - очень ёмко, красочно и едко.
Вот фотографически точные портреты хозяев Башни :
Вяч. Иванов был попович и классик, Вольтер и Иоанн Златоуст -- оригинальнейший поэт в стиле Мюнхенской школы (Ст. Георге, Клингер, Ницше), немецкий порыв вагнеровского пошиба с немецким безвкусием, тяжеловатостью и глубиной, с эрудицией, блеском петраркизма и чуть-чуть славянской кислогадостью и ваточностью всего этого эллинизма.
( тут мне понравилось слово Ваточность, акутальненько!)
Лидия Зиновьева. Это была крупная, громоздкая женщина с широким (пятиугольным) лицом, скуластым и истасканным, с негритянским ртом, огромными порами на коже, выкрашенным, как доска, в нежно-розовую краску, с огромными водянисто-белыми глазами среди грубо наведенных свинцово-пепельных синяков. Волосы едва ли натурального льняного цвета, очень тонкие, вились кверху вокруг всей головы, делая ее похожей на голову медузы или, более точно, на голову св. Георгия Пизанелло. Лицо было трагическое и волшебное, Сивиллы и аэндорской пророчицы.157 Ходила она в каких-то несшитых хитонах разнообразных цветов (чаще всего оранжевых, розовых, желтых, но и мальвовых, и синих, и морской воды, и жемчужных)
У нее было от предводительской породы ( это Кузмин намекает на то, что Зиновьева-Аннибал из благородно-благопристойной среды, дядья/братья - столичные предводители дворянства - прим. моё) - уменье следить за всеми гостями, всем найти любезное и ласковое слово, никому не давать заговариваться, быть одиноким, спорить и т. п. А гостей бывало человек до 100, битком набитая гостиная и длинная столовая в виде гроба. Когда в эту-то наполненную людьми гробницу, где горели восковые свечи, стояли белые и красные четверти и во главе размалеванная, в розовом ореоле волос Зиновьева, [вошел я,] мне стало жутковато. Впрочем, мой вид вполне соответствовал этой потрясающей обстановке...
Итак, Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал умерла осенью 1907 года. Предшествующим летом , я уже упоминала, что Менада была не в себе. Кузмин пишет про ту пору З.-А.: "ходила по богомольям и по больным, горела, хотела умереть. Потом говорили, что тогда она впервые и вдруг узнала, что Вяч. любит Веру, и не смогла этого пережить...."
Как же так? Вяч. и Вера любят друг друга? Почти отец и дочь? Вуди Аллен и Сун-и Превен, буквально! Иванов познакомился с Верой, когда ей было 3 годика, и воспитывал её как свою дочь примерно с пяти-шести её лет. Но вспомним атмосферу начала ХХ века, богемный дух Башни...
Через некоторое время после смерти Лидии Дмитриевны собрания на Башне возобновились. Салон Вячеслава Иванова не утратил своего значения. Собирались мистики, религиозные мыслители, богема и творческая элита - Блок, Брюсов, Гумилёв, Городецкий, Сологуб... Всеволод Мейерхольд ставил спектакли в импровизированном Башенном театре, а знаменитый театральный художник Судейкин рисовал к ним декорации.
Падчерица Вера выросла в светловолосую девушку с античным профилем. Она принимала активное участие в постановках Башенного театра, предпочитая мужские роли. Для декораций и костюмов использовались роскошные ткани покойной Лидии Дмитриевны - из них делали и накидки, и хитоны, и занавес...
В большой бестолковой богемной квартире друзья дома гостили часто и подолгу. Андрей Белый, понаезжая из Москвы, всегда останавливался на Башне. Михаил Кузмин, профессиональный музыкант, тогда только-только начавший писать стихи, несколько лет жил на Башне и ежевечерне музицировал, пел там свои манерные песенки, поводя подведенными византийскими глазами.
портрет Кузмина работы Сомова
На Башне, как я уже писала, и при жизни Лидии Дмитриевны проводились сексуально-раскрепощенные эксперименты, с одной стороны античный дух Дионисийства внедрялся в жизнь, с другой - это было остро модно.
Кузмин пишет: Конечно, больше всего у него <Иванова> в характере было общего с Бальмонтом и у Бальмонта с ним. Они могли долго и серьезно обсуждать, кто из них бирюзовый, а кто из них вечеровый, любили напиваться, при всей своей бородатости и волосатости, чувствовать и держать себя эфеминированно ( женоподобно? прим моё.), иногда в качестве "дерзких" срывать и свои, <и> чужие одежды, вообще безобразить...
Голые бородатые дядьки, мэтры русской поэзии - Бальмонт, Брюсов и Иванов - меня прямо Пугают!
Художники-мирискусники привносили гомо-компоненту в Башенную эротическую жизнь, Сологуб ограничивался садистическими сеансами, сами Ивановы, как я уже писала, периодически искали третьего для более полного семейного благополучия,чтобы не отставать от века .
Корней Чуковский вспоминал, что впервые увидел Анну Ахматову на литературном вечере на Башне и запомнил ее "робкой и застенчивой девочкой, ни на шаг не отходившей от своего мужа <Николая Гумилёва>" ( надеюсь, Ахаматова при оргиях не присуствововала!)
Ахматова прониклась большой симпатией к молчаливой, полной сдержанного достоинства Вере, даже посвятила ей стихи.
Вере Ивановой-Шварсалон
Туманом легким парк наполнился,
И вспыхнул на воротах газ,
Мне только взгляд один запомнился
Незнающих, спокойных глаз.
Твоя печаль, для всех неявная,
Мне сразу сделалась близка,
И поняла ты, что отравная
И душная во мне тоска.
Я этот день люблю и праздную,
Приду, как только позовешь,
Меня, и грешную и праздную,
Лишь ты одна не упрекнешь.
Для Вериной грусти и задумчивости были веские поводы.
В "Дневнике" Веры Шварсалон 1908 года можно прочесть, что сразу после смерти матери, она, 18 летняя девочка оказалась в центре страстей.
Первое - физическая близость с отчимом, который счёл её наследницей и преемницей умершей Лидии.
Второе - болезненная влюбленность Веры в Михаила Кузмина, открытого гомосексуалиста, квартировавшего тогда у Ивановых.
Кузмин любви странной девочки почти не замечал и всерьёз не принимал, Вера же мучилась страшно - от чувства вины перед Вячеславом и от невзаимной, сжигающей изнутри любви к Кузмину.
Вера Шварсалон
Отчего молодая барышня, которая легко приняла долг матери заботиться об отчиме во всех смыслах, взяла на себя хозяйство, организацию жизни ( а были ещё и младшие дети - Костя, Лидочка) вырастила в себе заведомо безнадежное чувство к Кузмину, человеку талантливому, но очень странному, порочному, со слабостями, загулами, зпоями, кутежами с продажными мальчиками, стишками и песенками?
Кузмин пишет в мемуарах о Вере очень ёмко и точно, тепло, но без романтики: "Вера была Антигона и курсистка, довольно красивая и грузная блондинка не очень большого роста с большими рыбьими глазами прелестного разреза; как у всех Шварсалонов, от Л. Дм. у нее была необыкновенно пористая кожа. Все ее достоинства и ее недостатки были оттого, что она была женевка. И рассудительность, и скушнота, и медленномыслие, и значительность. Но она была добрая и честная, хорошая девушка. Довольно глупая, сказал бы я."
Сама Вера себя корит за "глупое барышненное увлеченье", но ничего поделать не может...
Для украшения ситуации в доме Ивановых с 1906 года периодически живёт ещё одна эксцентричная особа, Анна Рудольфовна Минцлова, полная немолодая дама, с жабьим лицом и тихим придыхательным голосом. Представлялась она людям медиумом, мистиком, теософкой и загадочной личностью. После смерти хозяйки дома Минцлова вселилась на Башню, где стали проводиться спиритические сеансы, обучения ясновидению и прочая мракобесная шарлатанская развлекуха.
Кузмин в 1908 году пишет весьма скандальную книжку "Двойной наперсник", где описал своих близких знакомцев и друзей, обитателей Башни, все эти столоверчения, беседы с духами, мистические прозрения... Отношения с Кузминым на несколько лет почти полностью прервались...
(А я кстати - не смогла найти в сети текста этой повести, и очень жаль!)
Похожая на пучеглазую бабу на чайнике Весталка имела гипнотическое влияние на Иванова и Кузмина. Вера страстно ненавидела Анну Рудольфовну, вместе со всей мистикой.
Веру душил запах духов Анны Рудольфовны в материнской спальне, её пугало незримое присутствие покойной Матери, которое озвучивала ясновиядщая Минцлова. Именно Минцлова внушила падчерице и отчиму, что их Связь под её руководством - потусторонняя воля Лидии Дмитриевны. Вера ревновала и страдала, сидя на вечерах как яблоко раздора между отчимом и Анной Рудольфовной.
Девушка мучилась, плакала, устраивала Вячеславу сцены, тайком сходила с ума по Кузмину и всё думала, что "если бы он <Кузмин> мог полюбить настоящую женщину, он, мб, полюбил бы ее большой любовью, и окреп бы, сделался бы человеком...."
Она отмечала в своем дневнике каждый взгляд, каждую фразу, придавала значение любому эпизоду в их общении.
Вся эта странная компания на одном фото:
Впереди сидит Анна Минцлова и держат за руку Иванова (в центре). Справа от него - Кузмин, весь в бородке и напомаженных завитушках. Стоят - дети Лидии Дмитриевны - Костя и Вера Шварсалоны, их приёная мама Мария Замятнина и друг семьи Евгения Герцык.
Постепенно отношения Веры и Вячеслава стали всё более напоминать семейную пару. Анна Минцлова была очень недовольная меняющимся характером их связи, медиум настаивала чтобы Иванов отрёкся от мирского-земного, и дал обет безбрачия. После решительного отказа Иванова - Минцлова исчезла самым таинственным образом.
В книге об отце Лидия Иванова про оргии и нездоровую атмосферу ничего не пишет. Она была светлым ребёнком, с большими религиозными исканиями и рвением, с тонкой , нежной душой. Кузмин вспоминает :
Лидия, дочь уже Вяч. Ив. была уже совсем другого рода. Не женевская. Некрасивая девочка с лисьей мордочкой, грациозная, по-мальчишески стройная, откровенная, смелая, вдруг со слабостями, нежностью и слезами, необыкновенно одаренная к музыке, замкнутая и внутренне какая-то аристократическая, она обещала вырасти в незаурядную женщину, что, кажется, и исполнилось.
В 1911 году отец пригласил свою дочь Лидию на аудиенцию ( так на башне назывались беседы с хозяином дома глазу на глаз). Вера сидит в углу в приёмной перед кабинетом, испуганно молчит.
Отец рассказывает дочери, что он любит её старшую сестру, и та его, а покойная Мама являлась во сне и благословила их союз! И скоро будет ребёночек- Вера беременна. - Ты с нами или против нас?
Лидия, видимо, испытала глубокое душевное потрясение, но выбрала быть с папой и сестрой, поддержала их.
К тому времени Анна Минцлова окончательно пропала без вести, скорее всего утопилась в реке, а может и скрылась в монастыре.
Даже беременная Вера Шварсалон не хотела выходить замуж за отчима. Она продолжала любить странной любовью Кузмина и прямо открылась ему, предложив жениться на ней. Рассказала про духовное завещание матери, переданное устами Анны Минцловой, про беременность, про свою любовь и его возможное спасение.
Кузмин повёл себя удивленным и шокированным, жениться и спасаться женщиной категорически отказался и поступил как непорядочный человек - разболтал про семейные тайны Ивановых всем и вся, а после написал Вторую книжку со сплетнями - "Покойница в доме", где весьма прозрачно вывел жизнь дома Ивановых после смерти Лидии Дмитриевны. Эту небольшую повесть я прочла. Там есть отец-вдовец, милая девушка, и две пухлые эзотерические тётушки с замогильным шёпотом. И Дух покойной матери. Кузмин пишет отлично, хотя и неровно! Я даже не ожидала увидеть такой яркий талант в таких аляповатых жилетках.
Старший сын Лидии Дмитриевны, родной брат Веры, Сергей Шварсалон дал Кузмину пощечину и вызвал на дуэль, впрочем не состоявшуюся.
В Петербурге разразился огромный скандал. Почтенный профессор, светоч культуры, покровитель искусств, корифей и знаток античности, большая пафосная величина заделал ребенка своей падчерице! Падчерица мечтала выйти замуж за гомосексуалиста! И воодушевила это всё мистическая Кассандра, поселившаяся в рыхлом теле дочери известного библиофила ( Минцловы - книжная династия).
Иванов с дочерьми дабы избежать дальнейших сплетен ( хотя куда же!) уезжает в Европу - в Рим, во Францию, позже в Германию, где Вера рожает сына Димитрия. Там же состоялось венчание Веры и Вячеслава.
Давняя поклонница Ивановых Евгения Герцык прозрев, разглядела в молодой жене своего кумира совсем не знакомую ей Веру: «В житейских делах она, трезвая, крепко стоящая на земле, восхищала и подчиняла его, такого неумелого в жизни», хотя «как и прежде, молча и благоговейно слушала его вдохновенные речи».
Вячеслав и Вера
После венчания, с маленьким Димитрием семья Ивановых возвращается в Петербург.
На Празднование 1914 нового года в красивый дом, где был бал-маскарад , сестры Ивановы ( дочь и жена поэта) идут наряженными в мамины ткани-хитоны. Среди приглашенных очередной религиозный мистик-провидец, швед по национальности. Швед бродил среди нарядных весёлых людей и трагическизавывал - люди! опомнитесь! грядёт Страшное! на Европу идет Война! Смерть и разруха! кончается старый мир!
Когда ясновидящий шарлатан увидел Веру, он завопил: "Боже, какая несчастная женщина! какая трагичная судьба!"
В Вере тлеет болезнь. Она страдает атонией кишечника, видимо заворот кишок, кишечная непроходимость. А тут война - Первая Мировая, потом сразу революция, вторая революция, Гражданская война, голод, разруха. Вера просто растворялась, распадалась от голода и невыносимых болей.
Иванов умолял красные власти выпустить их в Италию,"в командировку". Старый его знакомец, гость Башни, нарком Луначарский разрешает выехать ему и Бальмонту, с условием не порочить советскую власть. Бальмонт выехал первый и тут же дал интервью буржуазной прессе, по мнению Советов выступил с обличениями. Ивановым закрыли выезд. Вера умерла через два месяца после этого, ей было 30 лет.
Продолжение следует
Более того- сразу захотелось почитать смежные мемуары, поэтому я нашла ( и использовала как источники) дневники Веры Шварсалон и дневники поэта Михаила Кузмина, друга этой семьи и дома...
Лирическое отступление. Вера пишет как типичная одухотворённая барышня той эпохи, очень много о переживаниях, длинно и восторженно. Кузмин пишет непосредственно во время событий ( дневники 1906 года) много бытового, а тридцать лет спустя - в мемуарном дневнике - очень ёмко, красочно и едко.
Вот фотографически точные портреты хозяев Башни :
Вяч. Иванов был попович и классик, Вольтер и Иоанн Златоуст -- оригинальнейший поэт в стиле Мюнхенской школы (Ст. Георге, Клингер, Ницше), немецкий порыв вагнеровского пошиба с немецким безвкусием, тяжеловатостью и глубиной, с эрудицией, блеском петраркизма и чуть-чуть славянской кислогадостью и ваточностью всего этого эллинизма.
( тут мне понравилось слово Ваточность, акутальненько!)
Лидия Зиновьева. Это была крупная, громоздкая женщина с широким (пятиугольным) лицом, скуластым и истасканным, с негритянским ртом, огромными порами на коже, выкрашенным, как доска, в нежно-розовую краску, с огромными водянисто-белыми глазами среди грубо наведенных свинцово-пепельных синяков. Волосы едва ли натурального льняного цвета, очень тонкие, вились кверху вокруг всей головы, делая ее похожей на голову медузы или, более точно, на голову св. Георгия Пизанелло. Лицо было трагическое и волшебное, Сивиллы и аэндорской пророчицы.157 Ходила она в каких-то несшитых хитонах разнообразных цветов (чаще всего оранжевых, розовых, желтых, но и мальвовых, и синих, и морской воды, и жемчужных)
У нее было от предводительской породы ( это Кузмин намекает на то, что Зиновьева-Аннибал из благородно-благопристойной среды, дядья/братья - столичные предводители дворянства - прим. моё) - уменье следить за всеми гостями, всем найти любезное и ласковое слово, никому не давать заговариваться, быть одиноким, спорить и т. п. А гостей бывало человек до 100, битком набитая гостиная и длинная столовая в виде гроба. Когда в эту-то наполненную людьми гробницу, где горели восковые свечи, стояли белые и красные четверти и во главе размалеванная, в розовом ореоле волос Зиновьева, [вошел я,] мне стало жутковато. Впрочем, мой вид вполне соответствовал этой потрясающей обстановке...
Итак, Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал умерла осенью 1907 года. Предшествующим летом , я уже упоминала, что Менада была не в себе. Кузмин пишет про ту пору З.-А.: "ходила по богомольям и по больным, горела, хотела умереть. Потом говорили, что тогда она впервые и вдруг узнала, что Вяч. любит Веру, и не смогла этого пережить...."
Как же так? Вяч. и Вера любят друг друга? Почти отец и дочь? Вуди Аллен и Сун-и Превен, буквально! Иванов познакомился с Верой, когда ей было 3 годика, и воспитывал её как свою дочь примерно с пяти-шести её лет. Но вспомним атмосферу начала ХХ века, богемный дух Башни...
Через некоторое время после смерти Лидии Дмитриевны собрания на Башне возобновились. Салон Вячеслава Иванова не утратил своего значения. Собирались мистики, религиозные мыслители, богема и творческая элита - Блок, Брюсов, Гумилёв, Городецкий, Сологуб... Всеволод Мейерхольд ставил спектакли в импровизированном Башенном театре, а знаменитый театральный художник Судейкин рисовал к ним декорации.
Падчерица Вера выросла в светловолосую девушку с античным профилем. Она принимала активное участие в постановках Башенного театра, предпочитая мужские роли. Для декораций и костюмов использовались роскошные ткани покойной Лидии Дмитриевны - из них делали и накидки, и хитоны, и занавес...
В большой бестолковой богемной квартире друзья дома гостили часто и подолгу. Андрей Белый, понаезжая из Москвы, всегда останавливался на Башне. Михаил Кузмин, профессиональный музыкант, тогда только-только начавший писать стихи, несколько лет жил на Башне и ежевечерне музицировал, пел там свои манерные песенки, поводя подведенными византийскими глазами.
портрет Кузмина работы Сомова
На Башне, как я уже писала, и при жизни Лидии Дмитриевны проводились сексуально-раскрепощенные эксперименты, с одной стороны античный дух Дионисийства внедрялся в жизнь, с другой - это было остро модно.
Кузмин пишет: Конечно, больше всего у него <Иванова> в характере было общего с Бальмонтом и у Бальмонта с ним. Они могли долго и серьезно обсуждать, кто из них бирюзовый, а кто из них вечеровый, любили напиваться, при всей своей бородатости и волосатости, чувствовать и держать себя эфеминированно ( женоподобно? прим моё.), иногда в качестве "дерзких" срывать и свои, <и> чужие одежды, вообще безобразить...
Голые бородатые дядьки, мэтры русской поэзии - Бальмонт, Брюсов и Иванов - меня прямо Пугают!
Художники-мирискусники привносили гомо-компоненту в Башенную эротическую жизнь, Сологуб ограничивался садистическими сеансами, сами Ивановы, как я уже писала, периодически искали третьего для более полного семейного благополучия,чтобы не отставать от века .
Корней Чуковский вспоминал, что впервые увидел Анну Ахматову на литературном вечере на Башне и запомнил ее "робкой и застенчивой девочкой, ни на шаг не отходившей от своего мужа <Николая Гумилёва>" ( надеюсь, Ахаматова при оргиях не присуствововала!)
Ахматова прониклась большой симпатией к молчаливой, полной сдержанного достоинства Вере, даже посвятила ей стихи.
Вере Ивановой-Шварсалон
Туманом легким парк наполнился,
И вспыхнул на воротах газ,
Мне только взгляд один запомнился
Незнающих, спокойных глаз.
Твоя печаль, для всех неявная,
Мне сразу сделалась близка,
И поняла ты, что отравная
И душная во мне тоска.
Я этот день люблю и праздную,
Приду, как только позовешь,
Меня, и грешную и праздную,
Лишь ты одна не упрекнешь.
Для Вериной грусти и задумчивости были веские поводы.
В "Дневнике" Веры Шварсалон 1908 года можно прочесть, что сразу после смерти матери, она, 18 летняя девочка оказалась в центре страстей.
Первое - физическая близость с отчимом, который счёл её наследницей и преемницей умершей Лидии.
Второе - болезненная влюбленность Веры в Михаила Кузмина, открытого гомосексуалиста, квартировавшего тогда у Ивановых.
Кузмин любви странной девочки почти не замечал и всерьёз не принимал, Вера же мучилась страшно - от чувства вины перед Вячеславом и от невзаимной, сжигающей изнутри любви к Кузмину.
Вера Шварсалон
Отчего молодая барышня, которая легко приняла долг матери заботиться об отчиме во всех смыслах, взяла на себя хозяйство, организацию жизни ( а были ещё и младшие дети - Костя, Лидочка) вырастила в себе заведомо безнадежное чувство к Кузмину, человеку талантливому, но очень странному, порочному, со слабостями, загулами, зпоями, кутежами с продажными мальчиками, стишками и песенками?
Кузмин пишет в мемуарах о Вере очень ёмко и точно, тепло, но без романтики: "Вера была Антигона и курсистка, довольно красивая и грузная блондинка не очень большого роста с большими рыбьими глазами прелестного разреза; как у всех Шварсалонов, от Л. Дм. у нее была необыкновенно пористая кожа. Все ее достоинства и ее недостатки были оттого, что она была женевка. И рассудительность, и скушнота, и медленномыслие, и значительность. Но она была добрая и честная, хорошая девушка. Довольно глупая, сказал бы я."
Сама Вера себя корит за "глупое барышненное увлеченье", но ничего поделать не может...
Для украшения ситуации в доме Ивановых с 1906 года периодически живёт ещё одна эксцентричная особа, Анна Рудольфовна Минцлова, полная немолодая дама, с жабьим лицом и тихим придыхательным голосом. Представлялась она людям медиумом, мистиком, теософкой и загадочной личностью. После смерти хозяйки дома Минцлова вселилась на Башню, где стали проводиться спиритические сеансы, обучения ясновидению и прочая мракобесная шарлатанская развлекуха.
Кузмин в 1908 году пишет весьма скандальную книжку "Двойной наперсник", где описал своих близких знакомцев и друзей, обитателей Башни, все эти столоверчения, беседы с духами, мистические прозрения... Отношения с Кузминым на несколько лет почти полностью прервались...
(А я кстати - не смогла найти в сети текста этой повести, и очень жаль!)
Похожая на пучеглазую бабу на чайнике Весталка имела гипнотическое влияние на Иванова и Кузмина. Вера страстно ненавидела Анну Рудольфовну, вместе со всей мистикой.
Веру душил запах духов Анны Рудольфовны в материнской спальне, её пугало незримое присутствие покойной Матери, которое озвучивала ясновиядщая Минцлова. Именно Минцлова внушила падчерице и отчиму, что их Связь под её руководством - потусторонняя воля Лидии Дмитриевны. Вера ревновала и страдала, сидя на вечерах как яблоко раздора между отчимом и Анной Рудольфовной.
Девушка мучилась, плакала, устраивала Вячеславу сцены, тайком сходила с ума по Кузмину и всё думала, что "если бы он <Кузмин> мог полюбить настоящую женщину, он, мб, полюбил бы ее большой любовью, и окреп бы, сделался бы человеком...."
Она отмечала в своем дневнике каждый взгляд, каждую фразу, придавала значение любому эпизоду в их общении.
Вся эта странная компания на одном фото:
Впереди сидит Анна Минцлова и держат за руку Иванова (в центре). Справа от него - Кузмин, весь в бородке и напомаженных завитушках. Стоят - дети Лидии Дмитриевны - Костя и Вера Шварсалоны, их приёная мама Мария Замятнина и друг семьи Евгения Герцык.
Постепенно отношения Веры и Вячеслава стали всё более напоминать семейную пару. Анна Минцлова была очень недовольная меняющимся характером их связи, медиум настаивала чтобы Иванов отрёкся от мирского-земного, и дал обет безбрачия. После решительного отказа Иванова - Минцлова исчезла самым таинственным образом.
В книге об отце Лидия Иванова про оргии и нездоровую атмосферу ничего не пишет. Она была светлым ребёнком, с большими религиозными исканиями и рвением, с тонкой , нежной душой. Кузмин вспоминает :
Лидия, дочь уже Вяч. Ив. была уже совсем другого рода. Не женевская. Некрасивая девочка с лисьей мордочкой, грациозная, по-мальчишески стройная, откровенная, смелая, вдруг со слабостями, нежностью и слезами, необыкновенно одаренная к музыке, замкнутая и внутренне какая-то аристократическая, она обещала вырасти в незаурядную женщину, что, кажется, и исполнилось.
В 1911 году отец пригласил свою дочь Лидию на аудиенцию ( так на башне назывались беседы с хозяином дома глазу на глаз). Вера сидит в углу в приёмной перед кабинетом, испуганно молчит.
Отец рассказывает дочери, что он любит её старшую сестру, и та его, а покойная Мама являлась во сне и благословила их союз! И скоро будет ребёночек- Вера беременна. - Ты с нами или против нас?
Лидия, видимо, испытала глубокое душевное потрясение, но выбрала быть с папой и сестрой, поддержала их.
К тому времени Анна Минцлова окончательно пропала без вести, скорее всего утопилась в реке, а может и скрылась в монастыре.
Даже беременная Вера Шварсалон не хотела выходить замуж за отчима. Она продолжала любить странной любовью Кузмина и прямо открылась ему, предложив жениться на ней. Рассказала про духовное завещание матери, переданное устами Анны Минцловой, про беременность, про свою любовь и его возможное спасение.
Кузмин повёл себя удивленным и шокированным, жениться и спасаться женщиной категорически отказался и поступил как непорядочный человек - разболтал про семейные тайны Ивановых всем и вся, а после написал Вторую книжку со сплетнями - "Покойница в доме", где весьма прозрачно вывел жизнь дома Ивановых после смерти Лидии Дмитриевны. Эту небольшую повесть я прочла. Там есть отец-вдовец, милая девушка, и две пухлые эзотерические тётушки с замогильным шёпотом. И Дух покойной матери. Кузмин пишет отлично, хотя и неровно! Я даже не ожидала увидеть такой яркий талант в таких аляповатых жилетках.
Старший сын Лидии Дмитриевны, родной брат Веры, Сергей Шварсалон дал Кузмину пощечину и вызвал на дуэль, впрочем не состоявшуюся.
В Петербурге разразился огромный скандал. Почтенный профессор, светоч культуры, покровитель искусств, корифей и знаток античности, большая пафосная величина заделал ребенка своей падчерице! Падчерица мечтала выйти замуж за гомосексуалиста! И воодушевила это всё мистическая Кассандра, поселившаяся в рыхлом теле дочери известного библиофила ( Минцловы - книжная династия).
Иванов с дочерьми дабы избежать дальнейших сплетен ( хотя куда же!) уезжает в Европу - в Рим, во Францию, позже в Германию, где Вера рожает сына Димитрия. Там же состоялось венчание Веры и Вячеслава.
Давняя поклонница Ивановых Евгения Герцык прозрев, разглядела в молодой жене своего кумира совсем не знакомую ей Веру: «В житейских делах она, трезвая, крепко стоящая на земле, восхищала и подчиняла его, такого неумелого в жизни», хотя «как и прежде, молча и благоговейно слушала его вдохновенные речи».
Вячеслав и Вера
После венчания, с маленьким Димитрием семья Ивановых возвращается в Петербург.
На Празднование 1914 нового года в красивый дом, где был бал-маскарад , сестры Ивановы ( дочь и жена поэта) идут наряженными в мамины ткани-хитоны. Среди приглашенных очередной религиозный мистик-провидец, швед по национальности. Швед бродил среди нарядных весёлых людей и трагическизавывал - люди! опомнитесь! грядёт Страшное! на Европу идет Война! Смерть и разруха! кончается старый мир!
Когда ясновидящий шарлатан увидел Веру, он завопил: "Боже, какая несчастная женщина! какая трагичная судьба!"
В Вере тлеет болезнь. Она страдает атонией кишечника, видимо заворот кишок, кишечная непроходимость. А тут война - Первая Мировая, потом сразу революция, вторая революция, Гражданская война, голод, разруха. Вера просто растворялась, распадалась от голода и невыносимых болей.
Иванов умолял красные власти выпустить их в Италию,"в командировку". Старый его знакомец, гость Башни, нарком Луначарский разрешает выехать ему и Бальмонту, с условием не порочить советскую власть. Бальмонт выехал первый и тут же дал интервью буржуазной прессе, по мнению Советов выступил с обличениями. Ивановым закрыли выезд. Вера умерла через два месяца после этого, ей было 30 лет.
Продолжение следует
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
